Через Силу Все сериалы

Сезон 1, Эпизод 2 Все эпизоды

Вид из рубки

С утра я первым делом отправилась в архив участка, чтобы сдать записи, которые брала для изучения на предыдущей неделе, — в том числе те, что мы смотрели с Ветусом и офицером… имени которого я так и не вспомнила. А надо, ведь иначе я не смогу найти источник загадочной записки.

Архивистом был подслеповатый пожилой иторианец. Он редко пользовался устройством для перевода, потому что считал, что идеально знает Основной. Может, когда-то так и было, однако сейчас в это верилось с трудом — его невнятное бормотание с ужасным акцентом состояло из речевых ошибок почти полностью, и никто даже не пытался его разобрать. Самые вежливые (например, Кармина), впрочем, делали вид, что его перевод с иторианского прекрасен, и старались догадаться о смысле сказанного по контексту и интонациям.

А что поделать — обойтись без архивных данных в нашем деле практически невозможно, а двухметровый чудак с причудливой головой был их единственным источником — и неизбежным испытанием, с которым рано или поздно сталкивались все сотрудники.

Сдав записи (он прогудел то ли “молодец ты, что не забыла”, то ли “наконец-то, где тебя носило”), я обнаружила, что Кармина пришла на работу раньше меня (что не было неожиданным) и оставила для меня целую подборку голо-дисков об Унье Ме’ер. Тут были записи новостных передач, вырезки из телешоу и даже документальный голо-фильм. Видимо, она догадалась, что я проигнорирую её предложение, и решила взять дело в свои руки. Вот что называется настоящий фанат. Чтобы не обижать подругу, я взяла диски и пошла к себе в каморку, решив, что когда-нибудь потом обязательно гляну. В конце концов, меня намного больше занимало случившееся с Диттором Омитой, чем какая-то… кто она там, предпринимательница? Тогда не сомневаюсь, что она своего рода тоже тот ещё паук, но на префекта она всё же не прыгала.

Оказавшись на рабочем месте, я поняла, что работы пока нет — пара активных камер показывали совершенно пустые улицы — и решила включить экран Сент-один. Этот экран был особенным, я называла его “окном в себя”. Во-первых, он назывался буквой, с которой начинается моё имя. Во-вторых, он был подключен к камере, которая висела непосредственно в этом же помещении — и смотрела прямо на меня из-под потолка (мы обязаны исполнять жёсткий регламент, так что за нами тщательно следят — или, как минимум, создают видимость этого для дисциплины). К тому же помехи и наведённые сигналы от окружающего оборудования создавали на экране разнообразные завораживающие эффекты наподобие калейдоскопа — что помогало, смотря на него, сосредоточиться на своих мыслях и уйти в себя.

Что я и сделала, не забыв предварительно наполнить кружку и включить её в режим нагрева.

 

Экран s1 (Сент-один)

 

Я смотрела на себя, съёжившуюся на стуле в центре круглой Наблюдательной Рубки — так называл её Ветус — в окружении мерцающих экранов, опутанных целыми джунглями кабелей. Как будто маленький голубой зрачок посередине большого сияющего глаза, окружённого спутанными ресницами.

Я смотрела прямо в этот глаз и вспоминала, как год назад сидела на этом же самом месте, на том же стуле, с той же кружкой в руках… Это дело запомнилось мне потому, что было первым сразу в двух смыслах: моё первое крупное дело — и моё первое дело вместе с Карминой, которую как раз только взяли на службу. Я попала в участок несколькими месяцами ранее — мы шутили, что мы как сёстры-близнецы, одна из которых родилась чуть раньше другой. Впрочем, все игрушки “сестра” разведала намного быстрее меня и бодро носилась по участку с какими-то дисками и устройствами, как у себя дома, когда мне всё ещё приходилось спрашивать дорогу в тот же архив или столовую. До сих пор, кстати, иногда приходится — такое ощущение, что наш участок построили на случай атаки космических пиратов с топографическим кретинизмом: они быстро запутались бы в хитросплетениях коридоров и блуждали бы там так долго, что с поверхности на вечно барахлящем лифте успел бы спуститься по одному за раз целый отряд джедаев.

— Не кисни, — весело сказала Кармина, возясь с проводами у стены комнаты. — сейчас придёт инспектор Канис, даст нам какое-нибудь поручение, и будет чем заняться.

— Как весело, — пробурчала я. — Очередное унылое перекладывание бумажек. Лучше бы он отпустил нас домой пораньше.

— Ну это вряд ли, — засмеялась она, — кто-то же должен здесь работать.

— Хорошо, тогда только меня. Толку от меня всё равно никакого.

В коридоре послышались уверенные, громкие шаги, и в двери вошёл старший инспектор собственной персоной. На нём был его любимый утеплённый мундир с меховым воротником и какими-то массивными орденами на лацканах. Он носил его при любой погоде, утверждая, что “шторм жесток, может начаться в любую минуту и не любит предупреждать о своём приближении”.

А можно ли вообще говорить о погоде на нашем подземном уровне? Ни неба, ни солнца отсюда не видно, так что даже смена дня и ночи у нас почти искуственная: технически у нас вечная ночь, но фонари всё равно зажигаются по расписанию, а в некоторых местах проведено оптическое волокно, передающее скудные лучи света. 

Впрочем, наверху из-за испарений и выхлопов от города тоже было не то чтобы чистое небо, так что по-настоящему погоду можно испытать, наверное, только на верхних этажах километровых небоскрёбов в финансовых или сенаторских округах. Где можно испытать погоду и смену дня и ночи… На других планетах подобное звучало бы дико.

И всё равно огромное количество существ со всех концов галактики отчаянно и страстно стремится на Корусант, как ночные мотыльки к раскалённой лампе. И точно так же они не не получат счастья, а просто сгорят в его манящем, но смертоносном свете.

А Кармина ещё говорила, что у меня нет способностей к поэзии. Выкуси, красненькая!

Ветус отряхнул пальто и посмотрел вокруг.

— Смирно, салаги… то есть, эммм, девочки, — поправился он, посмотрев на смущённую Кармину. — Пора вам сделать что-то полезное.

Она украдкой посмотрела на меня и подмигнула.

— У нас происшествие, а именно убийство. Дело не особенно серьёзное, но мутное. Эту же задачу я задал другому отделу посмотрим, кто из вас быстрее докопается до истины. Считайте это соревнованием, победитель получит… свою зарплату полностью, без штрафа. Они уже провели допрос, я принёс вам записи.

Кармина подняла руку.

— Допрос? Значит, уже есть подозреваемый?

— Лучше — есть убийца, — засмеялся Ветус. — Думаете, я дал бы вам дело, если неизвестный убийца бродил бы на свободе?

— Тогда что… Кого мы должны найти?

— Стажёр Ти, вы, кажется, решили, что вы следователь, а я подозреваемый? Допрос — дело не ваше, вы — наблюдатели.

Она замолчала, но продолжала выразительно на него смотреть. Наконец он не выдержал.

— Хорошо, объясняю для тех, кто в трюме. Есть запись с камеры, убийцу опознали и нашли. Ваша задача — определить мотивы преступления, отягчающие или смягчающие обстоятельства и есть ли сообщники. Запись с места преступления я тоже принёс, — он положил на стол несколько дисков. — Вопросов больше нет?

— Так точно, — ответила Кармина, посмотрев на меня. Я кивнула. Видимо, всё-таки придётся работать.

— Смотрите внимательно, ничего не упускайте. А я понаблюдаю за наблюдателями, — он усмехнулся. — А вы, стажёр Брани, постарайтесь смотреть правильно, как у вас принято.

— У нас? — не поняла я.

— Ну, у жедаев.

— Сита не джедай, — поправила его Кармина, прежде чем я успела что-либо вставить. — Джедаем считается только член Ордена, соблюдающий кодекс. Если бы в детстве её взяли в юнлинги и развили способность к Силе, она могла бы стать падаваном, а потом…

— Якорь с крюком, — перебил её Ветус. — Чего только молодёжь не начитается. Смотрите в оба иллюминатора, в общем.

Он вставил первый диск в принесённый им голографический проигрыватель и включил его.

Небольшая голограмма, которую смогло отобразить старенькое оборудование, мерцала, дрожала и шла полосами, как будто сигнал шёл как минимум с Внешнего Кольца. Она показывала небольшой участок глухого переулка. У стены левитировало несколько мусорных контейнеров на антигравах, один из них барахлил и дёргался, из-за чего из него периодически вываливался мусор.

В видимую область голограммы вошёл человек — мужчина средних лет, с большой сумкой в руке. Наверное, возвращается домой с продуктами. С другой стороны появился второй персонаж — родианец небольшого роста в мешковатой одежде. Он шёл, слегка покачиваясь и держа руки сложенными под полами одежды, как будто ему холодно.

Когда они поравнялись, родианец, подошёл к прохожему вплотную, вытащил руки и внезапно его обнял. Они постояли так какое-то время, а потом прохожий упал навзничь. Родианец склонился над телом — было не видно, что именно он там делает — а потом развернулся и быстро ушёл прочь.

Я закрыла глаза и обратилась к Силе. Да, у меня её мало, но всё равно приятно так её называть, как будто имеешь отношение к чему-то большему.

Картина была размытой и мутной, как и голограмма, но отдельные ощущения всё же можно было вычленить. Основным фоном была боль, сопровождающая смерть, — это чувство всегда очень резкое и перебивает любые другие, как запах мусорки перебивает любые оттенки духов. Страха не было совсем — прохожий даже не успел понять, что происходит. Но это было немного странно — был же ещё убийца. Он что, совершенно не боялся, что его заметят, поймают, накажут? Зато от него исходило что-то другое… что-то неуместное. Как будто столб света, поднимающийся высоко вверх… Поднимающий его самого… Радость? Нет, скорее гордость. Он считает, что совершил что-то важное и даже полезное. Неужели этот горожанин был важной шишкой и кому-то настолько насолил? Такой злодей — в такой дыре с продуктовой сумкой? Нужно изучить документы следователей.

Кармина смотрела только глазами, но заметила то, на что не обратила внимание я.

— Инспектор, а что было орудием убийства? — спросила она Ветуса. — Он странно держал руки, а прижался к жертве… На бластер не похоже, копьё он не мог бы спрятать в одежде, для метательного снаряда слишком близкое расстояние. Какой-то особый нож или шипы?

Вместо ответа инспектор вставил второй диск в другое устройство, подключенное уже к обычному экрану, и стал показывать детальные снимки с места преступления.

Убитый лежал на спине рядом с упавшей сумкой, из которой и правда вывалились продукты. Мужчина оказался даже старше, чем я предположила, у него было усталое лицо, аккуратные усы и короткая стрижка. А из груди у него торчало орудие убийства: длинное обоюдоострое лезвие без рукояти, покрытое кровью.

Я попыталась представить себе манёвр, который должен был совершить убийца и поняла, что он, наверное, много тренировался. Сначала перемещаться по городу, держа лезвие под одеждой ладонями, а потом подойти к жертве и одновременно воткнуть в него лезвие и развести руки, прижавшись к нему. Интересно, не поранился ли он сам? И зачем вообще такие сложности, если можно было просто приделать к лезвию любую рукоять или хотя бы обмотать чем-нибудь один конец?

Ветус переключил слайды. На следующем офицер — симпатичный молодой киффар с собранными в пучок длинными волосами — показывал в камеру какую-то табличку, на которой светилась надпись на основном галактическом:

«ПОКОЙСЯ С МИРОМ»

— Что это, решили устроить похороны прямо на месте? — удивилась Кармина, разглядывая снимок.

— Это было найдено на теле жертвы — убийца оставил, прежде, чем уйти.

— А может, кто-то решил почтить память, или это оставили родственники? — предположила я.

— Исключено, к телу больше никто не подходил, — отрезал инспектор.

— Как так? — удивилась я.

— А это самое странное, — улыбнулся Ветус. — А так же говорит о том, что вы не протёрли иллюминаторы. Это не просто переулок.

— В каком смысле? — мне стало даже немного обидно за “иллюминаторы”.

— Это переулок перед нашим участком, который оцепили как только нашли тело. На нём уже была табличка — которую точно не мог положить никто после убийства.

— Но зачем убийце оставлять такую надпись? — задумчиво произнесла Кармина. — Сначала зарезал человека посреди улицы, а потом “покойся с миром”...

— А это, стажёр, вы узнаете от него самого. Если он, конечно, расскажет.

И Ветус вставил в проигрыватель диск с записью допроса.

— Сита, — произнёс он очень громко и потряс меня за плечо, — Сита, не спи на рабочем месте. Стажёр Брани!

 

 

Я открыла глаза и увидела, что надо мной стоит старший инспектор Канис, а в руке у него кружка — нагретая и светящаяся красным — которую он уже готов опрокинуть мне на голову, чтобы я вышла из транса воспоминаний. Наверняка это побочный эффект моей так называемой Силы, чтоб её. Способность Кармины не спать сутками кажется гораздо более привлекательной.

— Прежде, чем спать, нужно вернуться в бухту и пришвартоваться, — покровительственно сказал он и поставил кружку на место, — но только после конца рабочего дня.

Он посмотрел на своё изображение на экране, перед которым я сидела, и пригладил рукой воображаемые волосы — сейчас его голова была полностью лысой, с вертикальными красными полосами через весь лоб.

— Но я не…

— Отставить дрейф! Есть задача.

— А я уже знаю! — похвасталась я. — На префекта прыгнул паук после шоу.

На морщинистом, выбритом лице инспектора отобразилась сложная смесь удивления и раздражения. Он сделал рукой рубящий жест в воздухе.

— За борт пауков. Префект — не наше дело, пусть им занимается полиция с поверхности. А ты в это не лезь (за этот год мы перешли на «ты»).

Я хотела было пересказать ему закон, упомянутый Карминой, но он уже сам догадался.

— Да, по идее мы тоже должны участвовать, но за штурвалом именно Верхние. И пока они не скажут, что им нужна наша помощь — мы даже не шелохнёмся. Поверь, если мы влезем сами раньше времени, потом проблем не оберёмся. Так что будем ждать. А пока для тебя есть дело попроще. Допрос свидетеля, и даже не в записи, как ты давно просила. Полный вперёд!

И пнул стул, на котором я сидела.

 

Экран y6 (Вев-шесть)

 

— Видите ли, я доктор, — говорил сидящий в кресле для свидетелей грузный куривар, почёсывая свой рог.

Я смотрела на трансляцию допроса, полуприкрыв глаза и пытаясь увидеть картину происходящего в Силе.

— Ко мне пришёл этот несчастный молодой человек. Весь израненный, такое горе, такая печаль.

Спокойная грусть свидетеля как будто наткнулась на препятствие, высокую неприступную скалу, по которой он начал взбираться. Я чувствовала, как ему тяжело говорить об этом. Видимо, как доктор, он испытывал глубокое сочувствие к пациентам.

— Я наложил бинты, сделал бакта-ванночку, потом припарки…

Офицер сделал жест, что такие детали не нужны. Доктор вздохнул.

— Мне даже пришлось сообщить следующему пациенту, что приём откладывается. Слишком тяжёлый случай, лечение затянулось на несколько часов, а потом у меня уже не было сил. Да, на следующий приём сил не осталось.

— Вы видели, куда он пошёл?

— Да, то есть нет. Я сделал всё, что мог, и он пошёл домой. Я даже не взял с него денег за запасной бакта-пластырь, который дал ему с собой. Видимо, по дороге ему всё же стало плохо, и он упал… — Куривар посмотрел куда-то в сторону, видимо, там был экран или сидел сам пострадавший, — похоже, виском прямо о какой-то камень. Бедный парень, бедный… Височная доля, потеря памяти, там вы его, видимо, и нашли.

Офицер задал ему ещё несколько технических вопросов — сколько времени было на хронометре и так далее. Доктор отвечал довольно спокойно, но иногда посматривал в сторону пострадавшего и не то всхлипывал, не то вздрагивал. Подъём на гору, преграждавшую ему путь, закончился, он вышел на плато и с трудом, но спокойно и уверенно, двигался вперёд.

— Ну что ж, допрос окончен, вопросов больше нет, — сказал офицер куривару. — Можете быть свободны. Думаю, дело закрыто. Вы можете ещё раз осмотреть пострадавшего?

И тут спокойная, грустная дымка, окутывавшая его сознание, взорвалась яркой эмоцией: радостью. Подобно праздничной иллюминации, она осветила всё вокруг жгучим жёлтым цветом. Я удивилась, насколько доктор рад возможности ещё раз оказать помощь своему пациенту. И вдруг услышала неожиданное:

— Нет, я, пожалуй, пойду… Бедный парень так настрадался, да… Память скоро вернётся, а на рану он может наклеить пластырь, который я ему дал. Столько пациентов, столько дел…

И он встал, чтобы уйти.

Много пациентов? Он же сказал, что отложил всех на следующий день. И тут я поняла. Неприступная скала, по которой он так тяжело взбирался, была совсем не печалью о пациенте. Он врал. Когда мы обманываем, то создаём целый вымышленный мир, в котором нужно не запутаться, не упустить ни одной детали. В отличие от правды, каждое слово лжи требует напряжения, ведь его нужно продумать, вытащить в реальный мир из этого ненастоящего — который с каждым словом ещё и растёт, становится тяжелее.

Я сообщила о своих ощущениях и догадках офицеру по голосовой связи, тот остановил куривара и провёл допрос ещё раз — на этот раз с пристрастием.

Я оказалась права. Выяснилось, что он не настоящий доктор, а мошенник, торгующий “порошком из кайбер-кристаллов”, якобы привезённого им самим из кристаллических лесов Кристофсиса. Порошок, разумеется, лечит от всего на свете, и пожилая мать пострадавшего купила целый килограмм для лечения больных суставов и проблем с памятью. Неизвестно из чего был на самом деле сделан порошок, но женщине стало плохо, и её сын пошёл разбираться к “доктору”. Произошла драка, в ходе которой куривару удалось ударить молодого человека в висок своим рогом, после чего он вытащил его на улицу и оставил там. Скудные медицинские познания позволили ему обставить всё так, будто тот упал и ударился о мостовую.

До конца рабочего дня оставалось уже немного, и, чтобы это время прошло быстрее, я включила один из дисков, принесённых Карминой. Для просмотра я решила использовать экран беш-три, который всё равно уже несколько дней не работал. Наверное, какие-то неполадки с камерой.

 

Экран b3 (беш-три)

 

— Как вам удаётся всё успевать? — спрашивал молодой репортёр у женщины с курчавыми тёмными волосами в тёмно-синем платье простого покроя. — Может быть, вы скрытый джедай?

Унья улыбнулась и наклонилась к микрофону, который держал дроид съёмочной команды.

— Нет, я не монах. Вы так решили по моему платью?

Репортёр рассмеялся и сделал знак дроиду-оператору, чтобы тот подлетел поближе и показал платье крупным планом.

— Просто я делаю три дела одновременно.

— Какие же это дела? — наигранно поинтересовался репортёр.

Унья посмотрела прямо в камеру и стала загибать пальцы:

— Зарабатываю деньги, забочусь о людях и думаю о Республике.

Я поморщилась и выключила запись. Думает о Республике, как же. О своём кармане, вот о чём она думает. Первое из этих “дел” обычно прямо противоположно двум другим. Как им самим не стыдно снимать такую заказуху? Будем надеяться, что документальный фильм окажется хотя бы немного более честным.

Собравшись уходить, я краем глаза заметила, что что-то не в порядке. Экран, по которому я следила за допросом “доктора”, всё ещё светился — наверное, забыли выключить трансляцию, когда куривара увели в камеру.

Подойдя, чтобы выключить экран — по уставу, оборудование не должно работать при отсутствии в помещении сотрудников — я увидела, что поверх картинки с камеры мерцает надпись:

ДОБРОЕ СОЛНЦЕ — 2”

Надпись как надпись, дело было не в ней, а в почерке. Это был тот же почерк, что в записке из пирога.


Следующий эпизод

3. Мобилизация
20:26